Обнять и плакать – как говорит наш горячолюбимый Андрей Михайлович.
Вот только в данном случае и данном месте, этого будет крайне мало; тут нужно схватить в объятия, практически душа в них, чтоб рыдала, билась кулаками в грудь, уткнувшись головой туда же, лепетала всякую чушь, ныла, скулила, стонала, билась в конвульсиях, ревела, а взамен было бы только молчание на заднем фоне и непоколебимость того, в чьих объятиях. О да, именно эта чертова непоколебимость была одним из факторов привлекания.
Человек всего лишь переносчик разнообразных особенностей, характеристик, манер, слов, мыслей, поступков, деталей. Мы можем с ума сходить по тем его качествам, что так импонируют нам, но сам человек цельно нам может и не нравиться. Так оно и бывает – любишь его серьезность, флегматичность, старомодность, рассудительность, даже статичность (порою настолько абсурдную и невыносимую), а самого человека – нет. В голове всплывают его глаза, руки, профиль, скулы, губы; ты начинаешь дрожать как осенний лист от подобных четких картинок разума, а как только картинка всплывает цельно и показывает мозаику целиком – трепет понемногу угасает. И не понять, почему так, и возвращаешь радужные малые картинки и вновь мучаешь себя, терзаешь…
Иногда полезно иметь плохую память. Когда-то я прочитала книгу с таким названием. И прочитала только от того, что название понравилось. Вот она – важность громкого звучания, рекламный ход, залог успеха. Если бы имела такую же память на конспекты, как имею на детали событий, каждого прожитого мною дня; я бы уже давным-давно закончила бы экстерном школу с золотой медалью и училась бы в Сорбонне. Но пока что я учусь в зашнеронном Хмельницком, наедине с паразитическими воспоминаниями, сжирающими подобно могильным червям мой сдохнувший моральный мир, и Сорбонна мне наверняка не светит. Целыми днями я анализирую всё и этим пинаю ногами трупик моей души, не оставляя на нем живого места. В 17 лет совсем не здорово иметь за главное желание умереть, лежа на верхней полке плацкарта в духоте и жаре, потому что я вновь сбегаю. Но я понимаю причину подобной глупости. Прозоров пел: «Умереть страшно, жить больно…», а я бы сказала: «Умереть не хочется и жить не хочется».Вот парадокс. Впрочем, как и всё у меня парадоксально.
И что еще парадоксально – подобные мысли ебут меня исключительно в Хмельницком. Стоит мне зайти в вагон поезда, как они чудеснейшим образом испаряются в неизвестном направлении и заменяются новыми. Киев стал моим домом, моей колыбелью, моей богадельней для лечения искривленного разума. Мне здесь даже курить в кайф, улыбаться в кайф, ходить подолгу в кайф, встречать любимых мне людей в кайф. Каждый раз, когда я еду туда, чувствую, что меня там ждут, меня желают там видеть, мне там всегда рады. Там нет псевдонадменных тупых рож вокруг меня, там нет этого идиотизма, который кое-кто вечно генерирует на меня на пару со своими идеями-фикс, там меня любят. Я начинаю понимать, что на самом деле этот чертов мальчишка никогда и ничего, по сути, ко мне не испытывал; просто у него в крови есть эдакий шарм, магнитом тянущий и вся его душа попросту не похожа на души других. Ну да, он делал меня счастливой, ну да, он первый, кто смог это делать, и мне было очень хорошо, когда он даже просто находился в моем доме, но и сколько он несчастья принес. Да, я сама во многом виновата. Ошибки поняты, я исправлена, а толку ноль.
Кто-нибудь знает всю прелесть майских ночей? Кто-нибудь ощущал аромат цветущих деревьев, цветов, проснувшейся природы? Кто знает, какой это кайф гулять после полуночи, вдыхать эти запахи, смотреть на небо, на пустые улицы и осознавать, что жизнь, вообще-то прекрасна, но только если без людей?
Вот только в данном случае и данном месте, этого будет крайне мало; тут нужно схватить в объятия, практически душа в них, чтоб рыдала, билась кулаками в грудь, уткнувшись головой туда же, лепетала всякую чушь, ныла, скулила, стонала, билась в конвульсиях, ревела, а взамен было бы только молчание на заднем фоне и непоколебимость того, в чьих объятиях. О да, именно эта чертова непоколебимость была одним из факторов привлекания.
Человек всего лишь переносчик разнообразных особенностей, характеристик, манер, слов, мыслей, поступков, деталей. Мы можем с ума сходить по тем его качествам, что так импонируют нам, но сам человек цельно нам может и не нравиться. Так оно и бывает – любишь его серьезность, флегматичность, старомодность, рассудительность, даже статичность (порою настолько абсурдную и невыносимую), а самого человека – нет. В голове всплывают его глаза, руки, профиль, скулы, губы; ты начинаешь дрожать как осенний лист от подобных четких картинок разума, а как только картинка всплывает цельно и показывает мозаику целиком – трепет понемногу угасает. И не понять, почему так, и возвращаешь радужные малые картинки и вновь мучаешь себя, терзаешь…
Иногда полезно иметь плохую память. Когда-то я прочитала книгу с таким названием. И прочитала только от того, что название понравилось. Вот она – важность громкого звучания, рекламный ход, залог успеха. Если бы имела такую же память на конспекты, как имею на детали событий, каждого прожитого мною дня; я бы уже давным-давно закончила бы экстерном школу с золотой медалью и училась бы в Сорбонне. Но пока что я учусь в зашнеронном Хмельницком, наедине с паразитическими воспоминаниями, сжирающими подобно могильным червям мой сдохнувший моральный мир, и Сорбонна мне наверняка не светит. Целыми днями я анализирую всё и этим пинаю ногами трупик моей души, не оставляя на нем живого места. В 17 лет совсем не здорово иметь за главное желание умереть, лежа на верхней полке плацкарта в духоте и жаре, потому что я вновь сбегаю. Но я понимаю причину подобной глупости. Прозоров пел: «Умереть страшно, жить больно…», а я бы сказала: «Умереть не хочется и жить не хочется».Вот парадокс. Впрочем, как и всё у меня парадоксально.
И что еще парадоксально – подобные мысли ебут меня исключительно в Хмельницком. Стоит мне зайти в вагон поезда, как они чудеснейшим образом испаряются в неизвестном направлении и заменяются новыми. Киев стал моим домом, моей колыбелью, моей богадельней для лечения искривленного разума. Мне здесь даже курить в кайф, улыбаться в кайф, ходить подолгу в кайф, встречать любимых мне людей в кайф. Каждый раз, когда я еду туда, чувствую, что меня там ждут, меня желают там видеть, мне там всегда рады. Там нет псевдонадменных тупых рож вокруг меня, там нет этого идиотизма, который кое-кто вечно генерирует на меня на пару со своими идеями-фикс, там меня любят. Я начинаю понимать, что на самом деле этот чертов мальчишка никогда и ничего, по сути, ко мне не испытывал; просто у него в крови есть эдакий шарм, магнитом тянущий и вся его душа попросту не похожа на души других. Ну да, он делал меня счастливой, ну да, он первый, кто смог это делать, и мне было очень хорошо, когда он даже просто находился в моем доме, но и сколько он несчастья принес. Да, я сама во многом виновата. Ошибки поняты, я исправлена, а толку ноль.
Кто-нибудь знает всю прелесть майских ночей? Кто-нибудь ощущал аромат цветущих деревьев, цветов, проснувшейся природы? Кто знает, какой это кайф гулять после полуночи, вдыхать эти запахи, смотреть на небо, на пустые улицы и осознавать, что жизнь, вообще-то прекрасна, но только если без людей?