С детства относилась к своему здоровью пофигистически, пусть мать и тягала меня по всевозможным врачам, которые пытались убедить её, что я здорова и нечего беспокоиться. Но в 16 лет мне сделали операцию - ничего серьезного, просто хирурги отказывались браться за это, но одна криворукая взялась и не вырезала всё. Мне даже не делали наркоза, только "заморозили" тело; я с интересом и восторгом наблюдала, как меня режут и выковыривают опухоли - они похожи белые латексные капли; на одну сторону я чувствовала, как скальпель прорывает мне кожу и ковыряет внутри.

Но вот сейчас оно дало о себе знать и уже нет возможности откладывать это дело. Я нашла онколога и героически поплелась к нему, заплатив за прием 150 грн и смиренно ожидая в переполненном коридоре, почитывая "Чапаева и пустоту". Меня поразило количество людей. Их было около полусотни, они были везде - с опущенными головами у стен, на стульях, ходящие туда-сюда, на лицах никаких чувств, некоторые в безграничной обреченности. Когда пришло моё время, я зашла в кабинет, где сидел седой мужчина в маске, с очень красивыми глазами, окруженный всякими дипломами, с часами Bvlgari, светило медицины, в общем. Объяснила всё детально, разделась; он с отчаянностью разделывающего мясо жал мне грудь, заставлял то поднимать руки, то опускать и в конец сказал "Та ничего нет". Я уж было вздохнула с облегчением и собралась было уходить, пока его палец не завис в одном месте, глаза пристально посмотрели в мои и тут уж я всё поняла. Но он не сказал ни слова. Просто сел и что-то лихорадочно писал. "Пойдите купите Дипроспан, одну ампулу. Сделаем инъекцию и дальше уж будем знать, что делать". Биопсия. Операция. Я зависла. И смиренно вышла, одеваясь и норовя сбежать, как я обычно это делаю. Но я позвонила матери.

Мать, спору нет, впала в панику. "Ничего не предпринимай, я приеду, сходим еще раз, всё сделаем, подумаем что сделать, как бы тебе это не переломало жизнь". Какая жизнь, мама? Ты знаешь, как я живу последние две недели? Я потихоньку сдыхаю и думаю о суициде, скорее, пытаюсь найти в себе сил для этого и лишний раз убедится, стоит ли этого делать. Я почему-то выпорхнула оттуда и пошла в сторону Золотых ворот. Там, где раньше была "Домашня кухня" и где мы трахались в туалете, теперь "Мураками" или что за поебень. Вспоминала, как мы трахались в общаге и сорвали карниз, поломали стол. Проходя "Дрова", вспоминала, как трахались там в женском туалете (весьма советую правую комнатку - там есть выступ вроде полки, просто создан для этого, если у вас, конечно, рост 193 см). Упала на лавочку у метро, на которой мы пили пиво, чай с термоса, много курили и целовались. Болтая ножкой, куря, вспоминала, как он раз в порыве злобы хотел въебать лавку и случайно въебал меня по колену, от чего я разрыдалась и не могла идти, а он нес меня до общаги и мы плакали вдвоем: я от боли, а он от мыслей, что я его брошу. Я шла домой и представляла себе нашу встречу. Я бы долго смотрела ему в глаза, а потом непременно подошла бы поцеловать и сказать, как же сильно люблю, что не могу жить без него, не умею, не хочу.

Я рисовала себе свою смерть. У меня с детства забава - представлять свои похороны. Всё плачут и говорят: "Какая она была хорошая, но очень странная".

Со мной словно что-то произошло. Все шлюзы открылись, выпуская наружу самую сильную боль духовную, которую я когда-либо испытывала. В универе я впервые сказала Янки правду, но это услышали все, походу. Пришел Андрийко, спросил, что со мной, а я начала плакать, уходя ото всех, повторяя "люблю я его, люблю и всегда любила, не могу я, четыре месяца не могу уже", а он обнимал меня и успокаивал, а я начала смеяться и так весь день - то смеюсь, то начинают подкатывать слезы, и больно мне, больно, а Гаврик мне говорит: "Кое-кому, то есть мне, очень не нравится Ваша депрессия, а ну ка давайте исправлять" и начал веселить меня и я впервые за долгое время ощутила столько заботы, а Янки всё повторяла "Ты ебанутая!", и смеялась с меня, а я смеялась тоже, неведомо чего.

Мне приснилось, что он пришел и мы помирились, но ему нужно было куда-то ехать, а я в истерике и слезах цеплялась ему за шею и повторяла "пожалуйста, не оставляй меня больше никогда одну, никогда, я больше не смогу, я так долго тебя ждала...", а он ушел и обещал вернуться...


В октябре, когда он собрал все свои вещи, даже любовные письма свои ко мне, последней фразой его было "Я еще потом вернусь". Он сказал это с улыбкой, он всё это делал с улыбкой. И эта фраза врезалась в моё сознание и никак её не выбить и я всё еще жду, когда же он вернется, но он всё не возвращается, а я зависла в режиме ожидания со своей моногамностью, привязанностью, любовью и настырными воспоминаниями, разрушенная в конец, не способна даже пару раз провести по рукам ножом.