У моего тела невероятная память. Оно помнит каждое движение, оно прогоняет их по ощущениям и чувствам ежесекундно, будто бы всё еще имеют место быть те действия. Оно оказалось еще выносливей, чем мне казалось и мы оба, пожалуй, были поражены этому.
Навязчивой идеей в больной голове сидят во мне прокрутки всего того, что происходило; я помню язык, помню пальцы, помню губы, помню всего тебя. И с фанатичностью религиозного фанатика уповаю на пятницу, уповаю на эти выходные, уповаю на каждую минуту с тобой. Я затыкаю себе рот рукой, ты закрываешь мне рукой глаза, мне хочется одновременно кричать, рыдать, смеяться, истерить, впрочем, это ведь и похоже на истерию. И Дорогожичи я уж точно не забуду, так же как и Замковую. Становится абсолютно похер, ходят люди или нет, видят люди или нет, что вообще происходит вокруг. Мне дико странно от нашей схожести, от того, что нам снятся одинаковые сны, что даже какая-то свадьба, и та нам обоим в то же время приснилась в точности один-в-один.
Мне хочется, чтоб ты был самым счастливым, а ты глядишь на мою реакцию взглядом хладнокровного убийцы, сменяющимся ухмыляющимся, сменяющимся нежным, сменяющимся каким-то неизведанным. А я не могу глядеть, закатываю глаза, концентрируюсь на том, что чувствую и обалдеваю от силы этих, ни с чем несравнимых чувств.
Ты прав, это сильнее чем любовь, я не знаю, что это, но почему-то это первое, что абстрагирует меня от всего, фокусируя на коконе, в которой я попадаю с тобой и сливаюсь воедино.